Новости спорта в Нижнем Новгороде. Нижегородские спортивные новости.
Актуально

Александр ФЕДОТОВ: От Кулагина сбежал… через окно

Александр ФЕДОТОВ всю свою длинную карьеру в «Торпедо» отыграл под семнадцатым номером. Когда уходил, передал свой игровой номер Александру Скворцову, который впоследствии стал и чемпионом мира, и Олимпийским чемпионом. Самому Александру Николаевичу за главную команду страны поиграть не довелось, однако любовью болельщиков он был обласкан всегда. И как хоккеист, и как замечательный хоккейный судья, более десятка раз входивший в десятку лучших арбитров СССР. На днях, 4 ноября, Александр Федотов отметил свой 70-летний юбилей. В преддверии этого события и состоялась эта беседа с одной из легенд горьковского хоккея.

Выбирал между футболом и хоккем
– Начинал я играть в хоккей в Сталинском районе города Горького – сейчас это Московский район, – начинает свой рассказ Александр Николаевич. – Команда на стадионе «Полет» базировалась, называлась «Крылья Советов». Сначала была «Золотая шайба», потом – юношеская, молодежная команды. Я совмещал игру в футбол и хоккей – в те времена это было принято. В футболе успехи поначалу были приличные – за молодежку завода «Красное Сормово» выступал, которая именовалась «Ракетой». Даже должен был ехать на финал юношеского чемпионата страны в составе сборной РСФСР по футболу в Белоруссию, в Оршу. Но и в хоккейной молодежной команде «Торпедо» пошли дела в гору, я в ее составе стал серебряным призером первенства СССР.
Вот тогда-то легендарный наставник главной горьковской хоккейной дружины Дмитрий Николаевич Богинов и обратил на меня, 17-летнего пацана, внимание. И пригласил в «Торпедо», которое только-только завоевало «серебро» чемпионата СССР в 1961 году – в первый и последний раз в своей истории. Говорит, поедешь с нами на сборы. Я давай отказываться – не поеду, мол, никуда. Страшно было в такой компании оказаться. В итоге Богинов убедил: «Научим всему, не бойся». Так мы со Славой Жидковым оказались в «Торпедо». Поверить не мог, что буду в одной команде играть и тренироваться с Коноваленко, Чистовским, Сахаровским, Халаичевым – главными творцами того триумфа. Но удалось нам со Славой закрепиться в команде, благодаря тому, что с детства привык «пахать» до седьмого пота. Мне ведь до этого момента многое довелось пройти. Что такое тяжелый труд, я познал уже в 15 лет, когда устроился на работу на авиастроительный завод, поскольку надо было на что-то жить семье. Отец был инвалидом, работать не мог, мама в прачечной трудилась. Да еще братишка младший, Сережка, был. Сами понимаете, что жили совсем не шикарно…
– Как встретили старожилы команды вас, молодых?
– Сразу же дали понять, что плохо здесь нельзя играть (улыбается). Своим примером показывали, как надо работать на тренировках. Лев Халаичев был человеком жестким. Где-то не добежал – получай клюшкой под задницу. Мы старались, доказывали… Понимали, что играем для народа.
– Сколько лет вы в итоге отдали торпедовскому клубу?
– Играл до 1977 года. Провел в чемпионате СССР без малого 500 матчей, забросил 214 шайб. А в сезоне 1968-1969 годов установил два клубных рекорда – с учетом переходного турнира забросил 65 шайб за сезон. К тому же семь раз удалось поразить ворота соперников в одном матче, когда мы пензенский «Дизелист» обыграли со счетом 17:3. Никто ни до, ни после этого столько не забивал за игру.
От армии спас директор ГАЗа
– Приглашений от столичных клубов у вас хватало, но вы так и остались верны «Торпедо»…
– Да, Анатолий Тарасов звал в ЦСКА, Аркадий Чернышев – в «Динамо», Анатолий Кострюков – в «Локомотив», Николай Эпштейн – в воскресенский «Химик».
История с ЦСКА вообще была забавная… Когда подошла пора служить в армии, приехал в Горький Борис Павлович Кулагин, который тогда помогал в армейском клубе Тарасову, чтобы меня в ЦСКА забрать. Приехал не один – с двумя солдатиками. Пришли домой, но дверь мы им не открыли. Московские гости – к соседям. Те сказали, мол, на стадионе его ищите. Потом они меня все же нашли на стадионе «Полет». Я как увидел, что Кулагин с солдатами идет, вылез через окошко и убежал. Прибегаю в команду мастеров, слезы по щекам текут, как у мальчишки. Спрашиваю, что делать-то, в армию забирают!
В дело вмешался директор Горьковского автозавода Иван Иванович Киселев. Посадил меня в свою служебную «Чайку», и вместе с ним и его водителем мы поехали в паспортный стол Сталинского района, чтобы меня срочно там выписали и прописали в Автозаводский. Договорились обо всем, поставили на учет в военкомат на Автозаводе. Тут же отправили меня на медкомиссию. Что уж мне там в карточке написали, не знаю даже… Потом, через несколько лет, опять мне довелось побывать на медкомиссии. Доктор и спрашивает: «И как это вы, молодой человек, с таким заболеванием в хоккей играете?». Я уж постеснялся спросить, что за болезнь у меня такая (смеется).
После мне рассказывали, что Борис Павлович Кулагин дал команду во что бы то ни стало привезти меня в Москву тогда. Говорил, если не захочет за ЦСКА играть, отправим его служить туда, куда «Макар телят не гонял».
Из-за того, что в Москву не поехал, за сборную СССР поиграть не довелось. Хотя во вторую сборную постоянно привлекался. А в 1972 году в составе студенческой сборной СССР выиграл звание чемпиона всемирной зимней Универсиады, которая походила в США, в Лейк-Плэсиде. Из «Торпедо» нас четверо было – я Алексей Мишин, Саша Фролов и Володя Астафьев. А сборная тогда формировалась на базе воскресенского «Химика», тренировал ее Николай Эпштейн.
– Почему все-таки в московский клуб играть не поехали, чего испугались?
– Родителям было тяжело, отец очень сильно болел, да и мама тоже. А я мальчишкой тогда еще был… Думаю, вроде заиграл здесь, ценят меня. Лучше быть «первым парнем на деревне»…
Судью уложил… подножкой
– Какой сезон для себя лучшим считаете?
– Наверное, сезон 1972-1973 годов. Коноваленко тогда был №1 в первой сборной, мы за вторую сборную вместе со Славой Жидковым много играли. Тогда я вошел в число 33 лучших хоккеистов России. Вообще, после того, как серебряные наши триумфаторы начали сходить с арены, я неизменно играл в первом звене. Капитаном команды многие годы был. Конечно, наша тройка с Мишиным и Доброхотовым, наверное, болельщикам больше запомнилась. Но играл я в одном звене и с Пахомовым, и с Шевелевым, и с Ермолаевым. Центральных форвардов всегда не хватало, мне приходилось зачастую «натаскивать» начинающих крайних нападающих. Потом пришли Ковин, Скворцов, Варнаков, которым я помогал, как мог. Причем не только на площадке. Машины ребятам из команды ремонтировал. Дело в том, что я разбирался в этом деле, любил с техникой «поковыряться».
– Неприятных инцидентов на льду, наверное, тоже хватало?
– Как без этого. Играли в Новокузнецке переходные игры. Забиваю гол – судья его отменяет, забиваю еще – опять не засчитывает… Судил матч известный арбитр Уваров. Ну, не выдержал я, подъехал к нему, подножкой на лед уронил. С поля меня до конца матча удалили. После игры начальник команды «Торпедо» Николай Николаевич Мамулайшвили убедил меня, что надо сходить в судейскую, извиниться. Он вроде принял извинения. А вскоре, когда закончил карьеру хоккеиста и стал сам арбитром, пригласил ведущих судей к себе на дачу. Стол накрыл, ухи наварили… Вспомнили тот эпизод, посмеялись.
– Травмы вас преследовали часто?
– Однажды знаменитый динамовец Виталий Давыдов так въехал в колено, что искры из глаз посыпались – дело закончилось разрывом боковой связки. Плачевно закончился и эпизод в матче с ЦСКА. Могучий защитник армейцев Александр Рагулин на «пятачке» перед воротами повалил меня, сверху еще несколько человек упали… Боль страшная, кричу: «Слезьте с меня, раздавите!». Подняться уже не мог. Александр Палыч поднял меня и сам на руках на скамейку увез. Потом выяснилось – перелом…
Не подходи к Могильному –
он предатель!
– А как вы судьей стали?
– Закончив играть, судьей становиться, честно говоря, не собирался. Видел себя тренером. Роберт Сахаровский тогда уже заканчивал карьеру арбитра. Судейский корпус возглавлял тогда Андрей Васильевич Старовойтов, он и предложил пойти по этой стезе. Анатолий Владимирович Тарасов его поддержал. В общем, уговорили меня на банкете, когда из большого хоккея провожали. Так стал судить юношеские соревнования. Уже через год доверили работать на матчах команд мастеров. Помню, первая моя игра была – СКА – «Спартак» в Ленинграде. Инспектором был назначен Борис Майоров. Ему моя работа понравилась. Потом были международные соревнования – юношеский чемпионат мира, юниорский.
– Были такие игроки и тренеры, с которыми отношения не складывались?
– С Виктором Васильевичем Тихоновым не сложились. «Зуб» на меня имел великий тренер. Так сложилось, что матчи с участием ЦСКА чаще всего обслуживал Юрий Карандин – один из лучших советских арбитров. А тут вдруг на матчи армейцев стали меня назначать. Тихонову что-то не понравилась моя работа. Стал он ко мне придираться по поводу и без поводов, давил своим авторитетом. Хотя ошибок, влиявших на результат, я не допускал. При этом мы остались с Виктором Васильевичем в хороших отношениях.
А вот Борис Павлович Кулагин, когда «Спартак» возглавлял, очень хорошо в Москве встречал, когда я туда матчи спартаковцев обслуживать приезжал. Однажды перед игрой говорит мне: «Пойдем ко мне в комнату поднимемся». Зачем, спрашиваю. «По рюмочке коньячка махнем», – говорит. «Нет, – отвечаю, – я перед игрой этим делом не занимаюсь». Не смог, в общем, уговорить… А еще вспоминаю встречи с ярым болельщиком «Спартака», великим актером Николаем Крючковым. Бывает, заходишь со служебного входа во Дворец спорта, а Николай Афанасьевич улыбается навстречу и говорит: «О, хороший судья приехал!».
Довелось мне работать и на скандальном матче 1989 года ЦСКА – «Спартак», когда Александр Могильный прямо на льду жестоко избил спартаковца Юрия Ящина. Мальчишка уже не шевелится на льду, а он его все бьет и бьет. Он настолько озверел, что лайнсмены оттащить даже не могли. После того поступка его даже хотели лишить звания заслуженного мастера спорта. Вызвали потом меня в Москву, на СТК, писал объяснительные… Могильный, видимо, уже тогда планировал сбежать в Америку, посему выглядел на том заседании абсолютно безразличным к происходящему. Ему говорят: «Лишим тебя звания заслуженного». Александр спокойно так отвечает: «Лишайте, не жалко». В этом же году, в возрасте 20 лет, он сбежал из расположения сборной и попросил политического убежища в США.
Через некоторое время судьба свела меня с Александром в Северной Америке. Я поехал в традиционное новогоднее турне с московским «Динамо». Меня заранее преду-
предили: «Смотри, не подходи к Могильному, он – предатель». Но времена «железного занавеса» уже прошли, поэтому пообщался с ним без всякой боязни. Более того, Саша попросил меня магнитофон отвезти в Россию. Говорит, мама в аэропорту вас встретит. Просьбу его я выполнил.
– Наверное, курьезных случаев хватало за вашу долгую судейскую карьеру…
– Однажды должен был ночным поездом ехать в Москву из Горького, обслуживать центральный матч тура с участием двух столичных команд. Так вышло, на Московский вокзал приехал задолго до отправления поезда. Чтобы еще кое-какие дела сделать, я решил оставить спортивную сумку со всей своей судейской амуницией, с коньками в автоматической камере хранения. Как обычно, положил багаж в ячейку, набрал код и, ничего не подозревая, ушел. Потом возвращаюсь за несколько минут до отправления поезда, пытаюсь сумку свою забрать – ничего не выходит, ячейка не поддается. Смотрю, а за всеми моими потугами с обеих сторон внимательно так наблюдают два дюжих хлопца. Ну, думаю, не так тут что-то… И точно – подходят они ко мне, спрашивают, в чем дело, почему копошусь так долго. Отвечаю, что никак камеру открыть не могу, чтобы сумку забрать. Ребята настойчиво просят пройти с ними. Объясняю, что поезд у меня вот-вот уйдет, что судья я хоккейный, в Москву мне на игру срочно надо. Они неумолимы – пройдемте, и все тут. Деваться некуда. Приходим в служебное помещение вокзала, парни представляются сотрудниками милиции и откуда-то из-под стола достают… мою сумку. Потом просят описать, что в ней находится. Убедившись, что действительно я являюсь владельцем поклажи, рассказывают, в чем дело. Оказывается, когда я сумку в ячейку клал, жулики за моей спиной стояли, код подсмотрели. Только ушел, они ее и вытащили. Но, к моему счастью, воришек уже «пасли» «люди в штатском», и тут же взяли их с поличным. В общем, здорово сработала наша доблестная милиция тогда… Меня заставили дать показания в письменном виде. Но поскольку поезд уже отправлялся, отпустили с условием, что сразу по возвращении из Москвы я сразу же приду в милицию и все формальные процедуры выполню. Естественно, я так и сделал. Даже очную ставку мне с преступниками устроили…
Носил бутерброды Озерову
– Поговаривали, что именно влияние Виктора Тихонова помешало вам в полной мере проявить себя на международной арене…
– Не знаю, возможно. Только один чемпионат мира я отсудил – в 1982 году в Финляндии. Работал на матчах группы «С» в ЮАР, в Йоханесбурге. На улице – жара 40 градусов, а на шестом этаже огромного здания в хоккей играют (улыбается). Работал на матчах Кубка Канады 1981 года, нескольких турнирах на призы газеты «Известия», больше десятка раз входил в число 10 лучших арбитров СССР. Так что грех жаловаться…
Воспоминания от Кубка Канады, наверное, самые яркие. Матчи комментировал Николай Николаевич Озеров, так вот я во время матчей с участием сборной СССР всегда с ним в комментаторской кабине сидел. Помню, очень высоко под сводами кабины были расположены, сидели по сути на каких-то железяках. Приходили где-то за час до начала игры, Озеров начинал подключать аппаратуру, связь с Москвой налаживал.
Один раз говорит: «Давай домой тебе позвоним». Отвечаю, что, мол, ночь у нас, все спят дома. Николай Николаевич не унимается: «Звони, говорю, мать твой голос услышит, ей приятно будет». Мама потом рассказывала: «Беру трубку, какой-то нерусский со мной разговаривает, ничего понять не могу». Оказывается, сначала какой-то канадец ей по-английски что-то сказал, и уже только потом мой голос она услышала. Помню, мама и говорит: «Сынок, как тебя хорошо слышно, ты как будто где-то рядом, а не за океаном». А еще почему меня Николай Николаевич с собой звал в кабину? Он не мог никуда из нее уйти, даже в перерыве. Вот я ходил то за бутербродом ему, то за водичкой. У меня аккредитация была, с которой можно было все это бесплатно брать в определенном месте.
Потом приехали Анатолий Тарасов и Анатолий Фирсов. Обросшие, прямо с самолета. Видно, что накануне «расслабились» хорошо. Анатолий Владимирович и говорит мне: «Слушай, принеси чего-нибудь организм «подлечить». Спрашиваю: «Чайку, что ли?». «Да нет, говорит, лучше чего-нибудь покрепче». Думаю, выручать надо людей, пошел, принес спиртного, закусочки. Фирсов обнял меня и говорит: «Спаситель ты наш!». Кстати, когда Кубок наша сборная выиграла, Тарасов пытался в раздевалку пройти, чтобы поздравить ребят, но его так и не пустили, несмотря на все его величие – не положено без аккредитации, и все тут!
Если помните, сам Кубок Канады, который наши хоккеисты выиграли, организаторы турнира сразу же попросили вернуть назад. В раздевалке Валера Васильев его в какой-то мешок пытался засунуть, не хотели отдавать честно завоеванное. В итоге пришлось все же вернуть, иначе бы улететь не дали домой.
Что греха таить, искали тогда в Канаде, где купить модные джинсы, куртки «Аляски», музыкальную аппаратуру – этого всего в СССР тогда невозможно было достать.
– Победа в Кубке Канады была омрачена гибелью Валерия Харламова буквально накануне начала турнира…
– Да, как такое забыть… Иду утром на завтрак в гостинице – пошел раньше, чем команда. Служащий отеля мне говорит: «Знаете, что у вас несчастье случилось? Харламов разбился»… Я поверить не мог. Сразу к телевизору, а там крутят ролики, где Валера на льду блистает. Спустя час хоккеисты на завтрак пошли. Я им стал рассказывать, что произошло. Руководитель советской делегации Валентин Сыч сразу связался с посольством СССР в Канаде – там подтвердили… Очень сильно ребята переживали, хотели даже отказаться от участия в турнире, лететь на похороны. Но в итоге решили, что надо остаться и играть. И выиграть Кубок в память о товарище. А когда в Москву вернулись, прямо из аэропорта поехали на кладбище на Кутузовском проспекте. Там уже ждали жены хоккеистов. Погода была мерзкая, шел дождь. Женщины уже порезали нехитрую закуску. В общем, помянули Валеру… После Николай Озеров позвал меня сходить на могилу к Всеволоду Боброву, который неподалеку похоронен. Я ведь с ним в очень хороших отношениях был. Он тренировал вторую сборную, за которую я играл. Я даже Всеволоду Михайловичу «Волгу» помогал купить на ГАЗе. Однажды я в сборную приехал на машине из Горького, Бобров увидел мою «Волгу» и говорит: «Хочу точно такую же». «Какой разговор, – отвечаю, – решим вопрос». Всеволод Михайлович приехал в Горький, я его встретил, устроил в гостиницу. Потом отправились на завод, на конвейер. На другой день он уже на «белом коне» домой поехал довольный. Любил меня Бобров, очень хорошо ко мне относился.
– О вашей честности и принципиальности арбитра ходили легенды…
– Я с самого начала сам себе зарок дал – буду судить всегда только честно и объективно. Помню, обслуживал переходные матчи в Тольятти. Приходили люди перед игрой, ключи от машины давали… Мол, отсуди, «как надо», и новенькое авто – твое. Понятное дело, я отказался… Зато всегда мог открыто людям в глаза смотреть, не стыдясь за свои поступки.
Хоккеисты вырастают из… шалопаев
– По окончании судейской карьеры вы стали главным тренером заволжского «Мотора». Как это произошло?
– Это была идея председателя спортклуба Заволжского моторного завода Геннадия Воронина. Он вышел на Виктора Харитонова, который тогда возглавлял спортклуб «Торпедо». Тот порекомендовал мою кандидатуру. Поехали к директору завода Александру Михайловичу Минееву, обо всем договорились.
Я с нуля создавал команду в Заволжье. Брал перспективных ребят из области, привлекал игроков, которые в «Торпедо» не проходили в состав. Самый известный мой воспитанник – Саша Гуськов, коренной нижегородец, я за него звание заслуженного тренера России получил, когда он в 2002 году с составе сборной России стал серебряным призером чемпионата мира. Саша начинал играть в группе у Виктора Сергеевича Коноваленко в торпедовской спортшколе. Команде мастеров он не подошел, я его взял в Заволжье. Вскоре Геннадий Цыгуров, главный тренер тольяттинской «Лады», мне звонит: «Отдай мне Гуськова». Оказалось, он с девчонкой познакомился из Тольятти, когда «Мотор» туда играть приезжал. А девчонка эта оказалась дочерью человека, который финансировал «Ладу». Пришлось пойти навстречу. А если бы не уехал парень, возможно, и не раскрылся бы так.
Потом я ушел работать в СДЮСШОР «Торпедо». Какое-то время работал тренером, затем стал директором школы, но тренировать не переставал. Взял ребят 1985 года рождения. Среди известных моих воспитанников – Михаил Варнаков-младший, Дмитрий Космачев, Яков Рылов. Вел их с 7-8 летнего возраста. Все они не на последних ролях сейчас в КХЛ.
Работая с мальчишками, сделал для себя вывод: настоящие хоккеисты вырастают из пацанов, которые растут далеко не в самых благополучных семьях, которые и боль могут перетерпеть, и трудности. Был у меня один юный воспитанник. Родители крепко выпивали, в доме кусок хлеба не всегда был. Приходит бабушка, умоляет, оставьте мальчишку в интернате, он там хоть питаться нормально будет. Жалко таких, конечно, шел навстречу. Я же ведь сам через все это прошел…
– Работая в спортшколе, вы не прекращали свою судейскую деятельность?
– Да, все эти годы входил в составы судейских бригад, которые работали на матчах «Торпедо», СКИФа и «Чайки». И сейчас продолжаю этой деятельностью заниматься…
Беседовал Олег ПАПИЛОВ

Оставить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *